Сказка из Ленинградской коммуналки - Ася Логинова

Глава 13.

Вызывала?

За свою жизнь я кем только ни была, с какими людьми я только ни общалась, куда я только ни ездила и что только ни видела. Благодаря обширному жизненному опыту да долгому бытию, я приобрела много как полезных, так и никому не нужных навыков. Но готовка всегда обходила меня стороной. Откровенно говоря, мы с ней были больше похожи на старых добрых врагов. Наши встречи всегда были запоминающимися, с привкусом гари и дыма. Я и кулинария будто бы жили по разные стороны мира: она воспринимала кухню как чудное место, где создаются самые яркие вкусы и воспоминания, а для меня это была просто комната. Мы уже пять сотен лет стараемся сталкиваться друг с другом только при остром желании конфликта, но для спокойствия нервной системы и пожарной охраны видимся мы редко. Сегодняшний день можно было приравнять к апокалипсису, раз я по собственной воле по уши в муке стояла на кухне.

Дело в том, что Руденко родился в Казани и всё его детство прошло в столице Татарстана в лучших традициях этого края. Поэтому Сашка и непохож на истинного питерского интеллигента, а является простым парнем. Казань привила ему не только правильные понятия по жизни, но и безупречный вкус в еде. Если я подсуну Руденко какую-нибудь шурпу из соседней чайханы – он раскусит меня, как только понюхает блюдо. Вариантов у меня осталось не особо, пришлось взять всё своё мужество в кулак и книгу рецептов в руки.

– Кәсәгә бераз җылымса су, чүпрә, шикәр комы салып, бераз чүпрәсе күпергәнче, – прочитала слова по слогам я, пытаясь переварить их значение.

– Вызывала? – резко раздался голос чертильника позади меня, пока я от неожиданности рассыпала сахар на пол.

– Нет, это рецепт на татарском был, – устало вздохнула я, щёлкнула пальцами, и сахар испарился. – Попробуй фарш пока что.

– А ты уверена, что я после этого останусь жив и здоров? – спросил Вербин и недоверчиво посмотрел на стоящую сковородку. Я взяла столовую ложку и, зачерпнув ею фарша, сунула в рот парня. Антип начал медленно жевать, а потом нахмурил лицо. – Он сырой, Даш.

– Сам ты сырой, – ответила я, но всё же поставила сковородку на конфорку и включила максимальный режим нагрева. – Ты яблоко мне притащил?

– Принёс я тебе, как просила, самое лучшее, – кивнул Антип и, достав из кармана фрукт, потёр его о куртку. – Но дам дружеский совет: пирог с яблоками и мясом – так себе идея.

– Так себе идея была тебя позвать, – сказала я и ударила чертильника по голове. – Пошли за мной.

– В подвал за луком полезем? Или за свёклой? Что там у тебя в бурятском рецепте? – засыпал меня вопросами парень, послушно шагая в спальню.

– Татарском вообще-то, – поправила Антипа я и остановилась напротив платяного шкафа. Аккуратно открыв его старые дверцы, я начала искать на полках серебряное блюдечко. Под руку попадалось всё что угодно, кроме него: гребень-оберег от сглаза, кроссовки-скоробеги, гусли-самогуды, мёртвая вода (запрещена магическим сводом законов с тысяча четыреста шестидесятого года, но найти у перекупов её можно), живая вода (разрешена магическим сводом законов с тысяча четыреста шестьдесят первого года, но найти её даже у перекупов тяжело). – Да где же она!

– Твоя совесть? По-моему, её в принципе не существовало, – усмехнулся Вербин и опёрся об угол шкафа. Буфет слегка пошатнулся, и с верхней полки упало серебряное блюдце прямо на голову Антипки.

– А вот эффект бумеранга, похоже, существует, – отозвалась я и сняла с головы парня тарелку.

– Стоп? Это серьёзно то, о чём я думаю? Их же все экземпляры КГБ уничтожили ещё в пятидесятых, – удивлённо произнёс Антипка, разглядывая блюдце в моих руках.

– Не рассусоливай, давай сюда, – ответила я и, присев на кровать, поставила на краешек тарелки яблоко. Вербин слегка толкнул фрукт, и он покатился по каёмочке. В центре блюдца начало проявляться нечёткое изображение. – А почему качество такое плохое?

– А что ты хотела? Я тебе это яблоко в «Шестёрочке» купил, а не до Кубани смотался, – пожал плечами чертильник, разглядывая картинку. – За кем мы следим, не понимаю?

– Сейчас всё увидишь, Антипка, не переживай, – сказала я, легонько наклоняя блюдце в разные стороны, чтобы поймать сигнал. – Вот, смотри!

                                    * * *

На улице наступила ночь – холодная, тёмная и пугающая. Вяземская быстро шла по знакомым дворам старой части города, кутаясь в тонкую ветровку. За каждым поворотом мерещились тени, каблуки скользили по поверхностям застывших луж, а морозный воздух охватывал лёгкие. Юля подошла к подъезду небольшого четырёхэтажного дома и, отряхнув стоящую рядом с ним скамейку от снега, устало села на неё.

– Вяземская, ты поехавшая? – крикнул Лёня, вышедший из дома. – Ты почему в такой куртке? На улице минус двести.

– Мне не холодно, – ответила Юля, не то чтобы заикаясь, да у неё зуб на зуб не попадал. Красавцев быстро приблизился к девушке и, накинув на неё свою куртку, придержал Юлю за хрупкие плечи.

– Всё, пошли домой отогреваться, – приговаривал парень, прижав цепкой хваткой Вяземскую к себе. – Если ещё раз ты так выйдешь на улицу – я тебя съем.

– А у тебя родителей нет дома? – удивлённо спросила Юлиана, заходя в относительно тёплый подъезд.

– Дома, конечно, ночь на дворе, – ответил Лёня, медленно поднимаясь по лестнице, из-за всех сил подстраиваясь под темп девушки. – Так, красавица, мы далеко не проедем.

– А родители против не будут? – спросила Вяземская и вскрикнула от неожиданности, когда Красавцев подхватил девушку на руки.

– Не будут, Юль, – произнёс Красавцев и взял Юлиану поудобнее. – А ещё тебя надо накормить, а то совсем лёгкая стала.

– Это нормально для фигуристки, – пробубнила Юля, уткнувшись носом в шею Лёньки, пока он открывал замочную скважину ключом. Стоило входной двери отвориться, как в чувствительные эпителии носа Вяземской попал запах пряного яблочного пирога и свежего запечённого мяса.

– Лёнечка, ты к кому на улицу выходил? Женя пришёл? – крикнула мама Красавцева с кухни.

– Мам, я с Юлей, – отозвался парень и, аккуратно поставив девушку на ноги, быстро снял свои кроссовки. – Мы пока в комнате посидим, а потом поужинаем.

– Хорошо, Лёнь, – сказала женщина и, судя по звукам, начала готовить еду в несколько раз интенсивнее. Вот бы мне такую страсть к кулинарии – я бы горы свернула и все сердца мира бы растопила.

– Горе ты моё луковое, – тихо проговорил Красавцев и, придерживая Юлиану, завёл её в свою комнату. Вяземской было далеко не до созерцания бесчисленных картин на стенах спальни, и она лишь упала на кровать. – Ты с дня рождения сбежала?

– Да, там все противные, – сказала девушка и шмыгнула замёрзшим носом. Она уставилась в белоснежный потолок, и отчего-то ей стало так спокойно на душе. Юля наконец-то смогла выбраться из отцовского мира с вечными приёмами и показательными выступлениями в обычную квартиру в старом городе. Здесь вкусно пахло, в кухне играл телевизор, были слышны задорные разговоры родителей, а тепло царило не только внутри этого дома, но и растекалось где-то в глубинах сердец его обитателей. Пока Вяземская утопала внутри мыслей, Лёня снял красные шпильки с ног девушки. – Мне дома с незнакомыми никогда не нравилось праздновать.

– Нет, ещё и ноги все заморозила, – вздохнул Красавцев и, подойдя к шкафу, начал перебирать вещи. На пол полетели футболки и шорты, пара джинсов, пока под руку парню не подвернулась толстовка. – Держи, Юль, переоденься, я сейчас приду.

– Подожди. Помоги, пожалуйста, – окликнула Юлиана парня, когда он собирался уже уйти. Вяземская рукой указала на шнуровку платья, на что Красавцев удивлённо вскинул брови, но подошёл ближе. Лёня присел на корточки и принялся развязывать узлы на спине девушки.

– Кто ж его затягивал так? Как ты дышишь вообще? – с возмущением говорил Лёня, стараясь как можно быстрее расправиться со шнуровкой, чтобы избавить Юлиану